Церковь была каменная, теплая, построена в 1824 году на средства прихожан,

Престолов было два: Первый главный — во имя Святой Троицы, трапезный — в честь Архистратига Михаила.
В церкви местночтимая икона Корсунской Божией Матери.
Прихожане строили церковь в начале 19-го века. И вот спустя чуть более века в 1937 году прихожане и разрушили храм. Было это так.
Подписал распоряжение о разрушении храма секретарь райкома партии Иван Дмитриевич Шалимов. За то Бог его и наказал - он дожил до глубокой старости, но 20 лет был слепым. Жил в селе Грачевка Усманского района.
Церковь начали разрушать в первый день Пасхи 1937 года. Иван Макаров сбрасывал колокола с колокольни. И тоже был наказан за то. Его дом сгорел вместе с животными и хозяйственными постройками. Он разрушал дом Божий, а Бог разрушил его дом земной. Остались они всей семьей на улице.
Еще одним человеком, который разрушал храм, был местный житель Пашково. Имя его никто из местных жителей так и не вспомнил. На следующий день после снятия колоколов полез он рушить храм, брать кирпич для постройки собственного дома, да упал на него лом, который рабочие оставили наверху, когда снимали колокола. Ломом так его проткнуло, что он скончался на месте.

Были люди, которые выступали против варварства, в одиночку кинулись защищать храм. Одним из них был Иван Федорович Шалимов, 1898 года рождения. Он был певчим и звонарем церкви. Забравшись на колокольню, он стал бить в набат, созывая людей. Много народу пришло, услышав колокольный звон. А ведь представители власти думали без широкой огласки начать рушить храм. Прибыли машины и вооруженные люди стащили звонаря с колокольни, и, спустя несколько дней, посадили его в тюрьму.
Что думали люди, глядя на то, как разрушают храм, что было в их душах, мы вряд ли узнаем. Но нам хочется верить, что они покаялись в том, оплакивали свое злодеяние.
Храм люди разрушали постепенно, унося и увозя кирпич для собственных нужд: на строительство домов, сараев, туалетов. Председатель сельсовета выписывал кирпич поштучно, кому сколько надо. И люди, разрушая храм, строили дома — богатели. Но беднели их души. Они тогда вряд ли думали о своей душе.

23 года шло разрушение Пашковской церкви. Окончательно ее разрушили в 1960 году. Не осталось от некогда величественного храма даже камня. Только местные старожилы еще помнят то место, где он стоял. Сейчас там пустырь.

Из воспоминаний жителя Пашково Ивана Ивановича Шалимова, 1926 года рождения, сына того самого звонаря Ивана Федоровича:
— Когда отца посадили в тюрьму, мне было 11 лет. Отец мой был на все руки мастер — сапожник, плотник, электрик. Сапожному ремеслу научил и меня, так что с одиннадцати лет я шил сапоги для всей семьи. Когда отец вернулся из тюрьмы, он не упал духом, а продолжал учить детей верить и молиться Богу. В праздничные дни молились всей семьей, а в семье было 14 детей. После молитвы клали по 40 поклонов, за что отец давал по 5 копеек. Однажды к нам зашел соседский мальчишка и тоже, молясь с нами, «заработал» пятак. Об этом похвалился он своим родите­лям, а те доложили властям. И за духовную жизнь вновь власти посадили Ивана Федоровича в тюрьму. В 46 лет он умер.
До последнего вздоха отец был верен Православной вере. Он ушел к Богу, которому служил всю свою недолгую жизнь. Он воспитал нас честными и верующими людьми. Я был на войне с 1943 года, в 1944 году был ранен в плечо. Рана долго незаживала, и я оставался в госпитале, ухаживал за ранеными, шил солдатам сапоги. Только в 1946 году вернулся домой, женился на Любушке, с которой у нас шестеро детей. Мама моя до глубокой старости жила с нами в построенном мною доме. Мне 81 год и мне не стыдно смотреть в глаза людям.

Из воспоминаний Александры Ивановны Шлыковой, 1921 года рождения:
— Дедушка мой Федор Иванович Борисов был певчим в церкви, помогал последнему нашему священнику, которого звали отец        Егор, дьяконом был отец Гавриил. Отец Егор жил с сестрой. Своей семьи у него не было. По рассказам старожилов можно предположить, что они с сестрой приняли монашеский постриг. Они жили в церковном доме. Когда советская власть закрыла церковь, отцу Егору разрешили жить в доме, но строго запретили службу на дому, а также совершать требы. Но батюшка им ответил так: «Я давал присягу Боту, обещал Ему служить до последнего вздоха».
И обещание это он выполнил, не испугался властей, продолжал крестить детей на дому, венчать молодоженов, отпевать покойников, провожая их в последний путь. Власти несколько раз предупреждали его прекратить религиозную деятельность, грозя посалить в тюрьму. Иван Федорович Шалимов предлагал отцу Егору свою помощь, уговаривал переехать в другое село и жить под другим именем, но батюшка оставался верным воином Христовым. В ночь перед арестом он принес к моему дедушке служебные книги, Евангелие и крест, с которым он не расставался. Только маленький нательный крестик и оставался на нем. Дедушка сказал, что сохранит все до его возвращения. Но отец Егор ответил: «Оттуда, куда меня повезут, не возвращаются».
Вечером следующего дня «черный воронок» - увез его в неизвестном нам направлении. Где ты, наш батюшка Егорий? Где мо­гилка твоя и твоей сестры, разделившей с ним крестный путь?
Через два дня к нам в дом пришли милиционеры с обыском и изъяли все книги, которые были припрятаны на чердаке. А вот крест дедушка сохранил, он был спрятан под крышей в сарае, где стояла корова. Крест этот хранился там более пятидесяти лет. Де­душка показал это место маме, а она мне. И только я занесла его в дом и поставила рядом с иконами в красном углу.

Тяжел крест отца Егория. Тяжел крест и у нашего народа. Сбрасывал он кресты с куполов церковных, срывал с шеи православных людей и отдавал себя на растерзание темных сил, семьдесят лет оставаясь у них в плену. Но верим мы, что встанет Русь с колен, не зря же она звалась и зовется Святой Русью. Прости нас, отец Егорий, простите нас тысячи тысяч невинно уби­енных новомученников российских, положивших души свои за других, прости нас, Святая Русь и матерь наша церковь...
Ольга Смольянинова, с. Пашково