Усманский

краеведческий портал

Попов Н. Огонёк

ОГОНЁК

Наступило раннее утро. Колька подвез корма к колхозной ферме и, не слезая с воза, выжидающе смотрел на дорогу. Его лошадь рыжая, как и он сам, топталась на месте, тоже чего-то ждала. За воротами, чувствуя время дойки,. тихо мычали коровы. Большое медное солнце уже взошло над горизонтом, но доярки все еще не шли.

— Вот бестии! — ругался Колька. — Гуляют до полночи, а утром их нет и нет.
Особенно задевало его поведение Нины. Эта голубоглазая девушка не давала ему покоя. После десятилетки она пришла на ферму робкой, скромной, застенчивой. А теперь что? Не прошло и трех месяцев — учить начала каждого. То ей не так, это не этак. Чистая заноза! Вчера даже и ему, Кольке, замечание сделала.
—Ты, «Рыжик», мерзлый корм ве вози, — пошутила она. — Нам ведь надо повышать надои, — а сама при этом улыбнулась, прищурив лукавые глаза.
Колька не успел  рта раскрыть в оправдание, как ее и след простыл. Обидно было. Ведь за четыре пода работы фуражиром он  не помнит случая, когда бы подвозил плохой корм на ферму. А вот теперь...
Вспомнил все это, и у него стало как-то нехорошо на душе: ведь такие . слова от девушки он слышит впервые за всю свою работу, я главное — от нее почему-то никак не ожидал. Теперь он сидел, покусывая соломинку, и думал, что бы это значило? Не первый раз нападает Нина:. подтрунивает, зовет «Рыжик», «Огонек». Он, правда, рыхкй, но как-то не обращал на это никакого внимания, смирился.
Колька достал из кармана телогрейки зеркало и стал украдкой рассматривать себя. Из-под шапки торчал красный взлохмаченный клок волос. По всему лицу выступали крупные веснушки. Под лучами солнца они словно светились.
— Привет, «Огонек»!, — вдруг раздался девичий голос. — Спозаранку на себя любуешься? Красавец-мужчина! — Доярки весело засмеялись.
От стыда Колька готов был провалиться сквозь землю. Он совсем не заметил появления доярок! А те продолжали:
— Слезай с воза, ишь зарумянился!
Нина даже в ногу его слегка толкнула и с лукавинкой:
— «Рыжик», здравствуй!

...Коровы аппетитно жуют корм. Непрерывные струйки молока звенят о подойники. Колька вразвалку прохаживается по коровнику; душа разрывается — хочется говорить...
— Спите долго, девчата, — по-хозяйски упрекнул он. — Обязательство-то как бы ветерком не сдуло. Нашумели «по три с половиной тысячи от коровы!» А получите ли?
— И получим! — решительно сказала Нина.
— Не тебе доить, «Огонек».
— И, чтобы не отвлекал от дела, добавила
:—Отстань и не мешай работать...
Но Колька как будто и не слышал, по-прежнему медленно продолжал прохаживаться взад и вперед и не хотел никуда уходить; его словно магнитом притягивало к месту. Больше Колька держался соседства с Ниной. Его влажные глаза с завистью смотрели на проворные руки и черные девичьи косы, выбивавшиеся из-под модного платка.

— Ну, что присматриваешься, или давно не видал? — бросает хитровато девушка. Кольке обидно от этих слов и в то же время хорошо.
— Репей ты, Нина. Прилипла — не оторвешь никак. Не пойму тебя.
А когда закончилась дойка и девчата направились домой, Нина подкралась к Кольке и скользнула своим теплым пальчиком по его конопатому носу.
— Приходи вечером на танцы, «Огонек», объясню,—а сама при этом хитро улыбнулась... Колька долго стоял в недоумении.
— Это правда, Нина?
Но его никто уже не слышал. Девушки были далеко от фермы... А он все еще стоял как вкопанный и не верил сам себе. Неужели она правду сказала? Опомнившись от счастья, он быстро зашагал домой.
— Конечно правда, она не может шутить? Ах скорей бы вечер!
В его душе горел огонь...